Любовница смерти. Глава четвертая
Адрес ей был известен - однажды, еще в самые первые дни ее членства, Гдлевский рассказывал, что его родители живут в Коломне, а он на выпускной класс перевелся в московскую гимназию и снимает комнату в номерах Кляйнфельда на Масловке. Мальчик был ужасно горд тем, что живет сам по себе, как взрослый. Ну, приедет она к нему, и что? Разве он послушает какую-то Коломбину, если уж сам Просперо не сумел его остановить? Теперь и дож ему не авторитет. Еще бы, ведь Гдлевский - "избранник", "гений". Что же делать?
И ответ нашелся, причем быстро. Среди "любовников" есть только один человек, способный уберечь полоумного поэта от безрассудного поступка. Если понадобится, то и насильно. Гэндзи! Ну конечно, вот кто всегда знает, что нужно делать. Как некстати, что он ушел и не слышал монолог гимназиста до конца! Немедленно, не теряя ни минуты, ехать к Гэндзи. Только бы тот оказался дома. Гдлевский не убьет себя до тех пор, пока не напишет прощального стихотворения, а значит, можно успеть. Адрес японского принца Коломбине был известен приблизительно. Кажется, Гэндзи говорил, что переехал из Ащеулова переулка в офицерский корпус Спасских казарм? Извозчик доставил взволнованную барышню на Спасскую-Садовую, показал на длинную постройку казенного желто-белого цвета: "Вон он, офицерский".
Однако найти нужный номер оказалось непросто, потому что фамилии квартиранта она не знала. Коломбина подробно описала Гэндзи привратнику, не забыв и про заикание, и про седые виски. Сказала, что задевала куда-то визитную карточку, что память на имена просто ужасная - адреса, мол, запоминает, а фамилии и имена-отчества никак. Дело же к вышеописанному господину исключительной срочности. Чернобородый швейцар выслушал молча и, кажется, не поверил. Осмотрел заполошную девицу с головы до ног, пожевал губами, изрек: - Почем нам знать, может, их сиятельство за этакое гостевание нам шею намылют. Тут, барышня, казарма, посторонним не положено. "Сиятельство"! Значит, ошибки нет - Гэндзи не обманул и квартирует именно здесь. Коломбина так обрадовалась, что даже не обиделась на оскорбительный намек. Пускай чернобородый думает, что она какая-нибудь настырная обожательница или дамочка полусвета - какая разница! Урок обращения с дворницко-швейцарским племенем, некогда преподанный принцем Гэндзи, был усвоен хорошо. - Не намылит, - уверенно сказала Коломбина. - Еще и наградит. А пока вот, держите-ка. И сунула служителю рубль. Кербер сразу рычать перестал, завилял хвостом. Спрятав бумажку в картуз, сообщил: - К их сиятельству какие только не ходют. Даже хитрованцы разбойного виду - не чета вашей милости. Их сиятельство проживают в квартере ихнего товарища, подполковника Смольянинова. Временным манером. Его высокоблагородие господин подполковник сами теперь в Китае, однако этого ихнего приятеля велено всегда запросто пускать на сколько пожелают. А звать их господин Неймлес, Эраст Петрович - вот как. - Эраст Петрович Неймлес? - повторила Коломбина странное имя и не утерпела, спросила. - А почему вы именуете его "сиятельством"? Швейцар загадочно ответил: - У нас на настоящих господ глаз наметанный, хоть Замухрышкиным назовись. Только зря вы, барышня, приехали - нету господина Неймлеса, не возвращались еще. Камердинер ихний, тот дома. - Японец? - на всякий случай уточнила Коломбина. - Маса? - Масаил Мицуевич, - строго поправил служитель. - Очень обстоятельный господин. Желаете его видеть? - Желаю. Раз уж Эраста... э-э-э... Петровича нет.
- Извольте. Моя супруга вас проводит. Феня! Фень! Проводь барышню! - крикнул привратник, обернувшись к открытой двери швейцарской. Ответа не было. - Видно, вышла. А я и не приметил, - удивился чернобородый. - Да ништо, не заплутаете. Вдоль стеночки идите. После повернете за угол - там ступенечки и крыльцо. Нужное крыльцо отыскалось быстро, но на стук долго не открывали. В конце концов терпение Коломбины лопнуло - тут ведь каждая минута была на счету, и она сердито ударила по створке ладонью. Дверь оказалась незаперта. Скрипнула, подалась, и в следующий миг гостья уже была в маленькой, спартанского вида прихожей, где на вешалке рядом с военными шинелями и цивильной одеждой висели какие-то ремешки, хлысты, уздечки и прочая сбруя. - Маса, где вы? - позвала Коломбина. - У меня срочное дело! Скоро ли будет господин Неймлес? Из-за двери, украшенной парижской афишей с изображением стремительных танцовщиц, донеслись шуршание и шепот. Осердившись, Коломбина решительно двинулась на звук, дернула ручку и замерла.
Японец стоял в манишке и манжетах, но без брюк и помогал дородной, много выше его, особе женского пола втиснуться в ситцевую юбку. Явление нежданной посетительницы произвело эффект. Пышная особа взвизгнула и присела, прикрыв руками впечатляющий бюст, а удивительный камердинер господина Неймлеса приложил круглые ладошки к голым ляжкам и церемонно поклонился. - Какое деро, Коромбина-сан? - спросил он, разогнувшись. - Сротьное-сротьное ири просто сротьное? - Срочное-срочное, - ответила она. На неодетую толстуху и безволосые ноги японца старалась не смотреть, хотя сейчас было не до условностей. - Нужно немедленно ехать и спасать человека, иначе произойдет непоправимое. Где ваш хозяин? Маса насупил редкие бровки, ненадолго задумался и решительно объявил: - Гаспадзин нету. И терефон не звонир. Теровека спасать буду я.
