Любовница смерти. Глава вторая
Даже чопорный Гораций, певец прозекторского искусства, не столь часто размыкающий уста, возмутился: - Не хватало у нас здесь еще сыска и доносительства! Коломбине сделалось страшно. Это был настоящий бунт. Ну, сейчас смутьяны получат! Сейчас Просперо обрушит на ослушников испепеляющий разряд своего гнева. Но дож не стал метать молнии или размахивать руками. Лицо его опечалилось, голова опустилась на грудь. - Я знаю, - тихо молвил Просперо. - И всегда это знал. Один из вас предаст меня. С этими словами он встал и, более ни слова не говоря, скрылся за дверью. - Учитель! Пока я здесь, вам нечего опасаться! - бешено взревел Калибан и глянул на стоявшего поблизости Критона с такой ненавистью, что козлоногий проповедник страстной любви в ужасе шарахнулся в сторону. У Коломбины сердце разрывалось от сострадания. Если б она посмела, то бросилась, бы следом за Просперо. Пусть знает, что уж она-то никогда его не предаст! Но дверь непреклонно хлопнула. Коломбина знала, очень хорошо знала, что там, за ней: полупустая столовая, потом просторный, уставленный массивной мебелью кабинет, а еще дальше - спальня, так часто снящаяся ей по ночам. Из кабинета можно попасть прямо в коридор и выйти в прихожую. Именно этой бесславной дорогой Коломбина уже дважды покидала заветный чертог, раздавленная и недоумевающая... - Зеанс не будет? - разочарованно-захлопал белесыми ресницами Розенкранц. - Но тош говорил, зегодня идеальный вечер для разговора с тушами умерших. Звездная ночь, толстая луна. Шалко упускать такой шансе! - А что скажете вы, милая? - ласково, словно к малому ребенку, обратилась Львица Экстаза к Офелии. - В самом деле, мы столько ждали полнолуния! Что вы ощущаете? Удастся ли вам нынче установить контакт с Иным Миром?
Офелия растерянно улыбнулась, пролепетала своим тоненьким голоском: - Да, сегодня особенная ночь, я это чувствую. Но одна я не смогу, кто-то должен меня вести. Нужен спокойный, уверенный взгляд, который не дал бы мне заб- лудиться в тумане. Такие глаза только у Просперо. Нет, господа, без него никак нельзя. - Стало быть, расходимся? - спросил Гильденстерн. - Глупо. Только время зря потрачено. Лучше бы к занятиям готовился. Экзамены скоро. Кое-кто уже двинулся к выходу, но тут новенький подошел к Офелии, взял ее за руку, посмотрел в упор и тихо сказал: - Ну-ка, милая б-барышня, посмотрите в мои глаза. Вот так. Хорошо. Вы можете мне верить. Одному Богу известно, что такого увидела Офелия в его глазах, только она вдруг успокоилась, чистый лобик разгладился, улыбка была уже не растерянной, а умиротворенной. - Да, - кивнула она. - Я вам верю. Мы можем попробовать. Коломбина чуть не задохнулась от возмущения. Спиритический сеанс без Просперо? Немыслимо! Кем себя воображает этот лощеный господин? Самозванец, выскочка, узурпатор! Да это будет еще худшим предательством по отношению к дожу, чем неосторожная болтовня с газетным репортером! Однако остальные, похоже, не разделяли ее негодования - скорее, были заинтригованы. Даже Калибан, преданный клеврет дожа, чуть ли не подобострастно спросил принца Гэндзи: - Вы уверены, что у вас выйдет? Вы сможете вызвать духов? И они назовут следующего избранника? Тот пожал плечами: - Ну, разумеется, выйдет. Явятся как миленькие. А что они нам сообщат, мы скоро узнаем. Он преспокойно уселся на трон председательствующего, и все тоже поспешили занять свои места, растопырили пальцы.
- Что же ты? - обернулся Петя к возмущенной Коломбине. - Садись. Из-за тебя звена не хватает. И она села. Трудно в одиночку противостоять всем. Ну и любопытно, конечно, тоже было - неужто в самом деле получится? Гэндзи трижды быстро хлопнул в ладоши, и сразу стало очень тихо. - Смотрите только на меня, мадемуазель, - велел он Офелии. - Вы должны отключить четыре органа чувств и оставить только слух. Вслушивайтесь в т-тишину. А вы, господа, не мешайте медиуму посторонними звуками. Коломбина смотрела на него и только диву давалась. Как быстро этот человек, едва появившись в клубе, подчинил себе остальных! Никто даже не пытался оспаривать его лидерство, а ведь он ничего особенного не сделал, да и слов произнес совсем немного. И недавней гимназистке вспомнилось, как на уроке истории преподаватель, Иван Фердинандович Сегюр (все семиклассницы были влюблены в него по уши), рассказывал о роли сильной личности в обществе. Есть два типа естественных вождей: первый переполнен энергией, активен, любого перекричит, задавит, собьет с толку и потащит за собой хоть бы и против воли; второй молчалив и на первый взгляд малоподвижен, но покоряет толпу ощущением спокойной, уверенной силы. Сила вождей этого склада, утверждал умнейший Иван Фердинандович, загадочно посверкивая на учениц стеклышками пенсне, состоит в природном психологическом дефекте - им неведом страх смерти. Наоборот, всем своим поведением они как бы искушают, призывают небытие: мол, приди, возьми меня скорей. Грудь гимназистки Мироновой вздымалась под белым фартуком, щеки пламенели - так волновали ее речи учителя. Теперь, благодаря Сегюру, она понимала, почему такой человек, как принц Гэндзи, пожелал вступить в ряды "Любовников Смерти".
Должно быть, и в самом деле личность выдающаяся, отчаянная, способная на чрезвычайные поступки. - Готовы ли вы? - спросил он Офелию. Она уже впала в транс: ресницы опустились, лицо сделалось пустым, губы чуть шевелились. - Да, я готова, - ответила она пока еще своим обычным голосом. - Как звали последнего избранника, того, что п-повесился? - тихо спросил Гэндзи у сидевшего рядом Гильденстерна. - Аваддон. Гэндзи кивнул и приказал: - Вызовите дух Аваддона. С минуту ничего не происходило. Потом над столом пронесся уже знакомый Коломбине холодный ветерок, от которого всякий раз перехватывало дыхание. Огонь свечей качнулся, а Офелия запрокинула голову назад, будто ее толкнула некая невидимая сила. - Я пришел, - просипела она сдавленно, и все же очень похоже на голос повесившегося. - Трудно говорить. Сплющено горло. - Мы не будем вас долго мучить. - Странно, но, беседуя с духом, Гэндзи совершенно перестал заикаться. - Аваддон, где вы? - Между. - Между чем и чем? - Между чем-то и ничем. - Спросите, что он сейчас испытывает? - возбужденно шепнула Львица. - Скажите, Аваддон, какое чувство вы сейчас испытываете? - Страх... Мне страшно... Очень страшно... Офелия, бедняжка, и вправду вся задрожала, даже застучала зубами, а ее розовые губки стали фиолетовыми. - Почему вы решились уйти из жизни? - Мне был послан Знак. Все затаили дыхание. - Какой? Дух долго не отвечал. Офелия беззвучно открывала и закрывала рот, ее лоб наморщился, будто она к чему-то сосредоточенно прислушивалась, ее ноздри раздувались. Коломбина испугалась, что сейчас вещунья снова понесет невнятную чушь, как во время всех последних сеансов.
- Вой... - просипела та. - Жуткий вой... Голос зовет меня... Это Зверь... Она прислала за мной Зверя... Невыно- симо! Строчку, только написать последнюю строчку, и тогда всё, всё, всё! Где я теперь? Где я теперь? Где я теперь? Дальше слова сделались неразборчивы, Офелию всю трясло. Она внезапно раскрыла глаза. В них читался такой невыразимый ужас, что некоторые из присутствующих вскрикнули. - Вернитесь! Немедленно возвращайтесь обратно! - резко воскликнул Гэндзи. - Ступайте с миром, Аваддон. А вы, Офелия, идите ко мне. Сюда, сюда... Спокойно. Она понемногу приходила в себя. Зябко передернулась, всхлипнула. Львица обняла ее, поцеловала в макушку, загудела что-то утешающее. Коломбина же сидела, сраженная леденящим кровь открытием. Знак! Знак Зверя! Смерть послала к Аваддону, своему избраннику, Зверя! "В доме Зверь!" "Урчит насытившийся Зверь!" Это была не метафора, не фигура речи! В этот миг она оглянулась и увидела: в дверях, что вели из гостиной в прихожую, стоял Просперо и смотрел на участников сеанса. На его лице застыло странное, потерянное выражение. Так стало его жалко - не передать словами! У Христа из двенадцати апостолов сыскался всего один Иуда, а тут все как один: предали, бросили учителя. Она порывисто вскочила, подошла к Просперо, но он на нее даже не взглянул - смотрел на Офелию и медленно, будто не веря, покачивал головой. Соискатели, вполголоса переговариваясь, начали расходиться. Коломбина ждала, чтоб они все ушли. Тогда она останется с дожем вдвоем и покажет ему, что на свете есть и подлинная верность, и любовь. Сегодня она будет ему не покорной куклой, а настоящей возлюбленной. Их отношения переменятся раз и навсегда! Никогда больше он не почувствует себя преданным, одиноким! И Просперо произнес заветные слова, только адресовал их не Коломбине.
Поманил пальцем Офелию, тихо сказал: - Останься. Мне тревожно за тебя. Потом взял ее за руку и повел за собой вглубь дома. Она покорно семенила за ним - маленькая, бледная, обессиленная общением с духами. Но ее личико светилось радостным удивлением. Что ж, хоть и малахольная, но все-таки тоже женщина! Коломбина топнула ногой, не в силах видеть эту идиотскую улыбку, опрометью выскочила на улицу и заметалась у крыльца, плохо понимая, что нужно делать и куда идти. Тут как раз вышел Гэндзи, внимательно взглянул на расстроенную барышню, поклонился. - Время позднее. Вы позволите вас п-проводить, мадемуазель Коломбина? - Я не боюсь бродить в ночи одна, - прерывисто ответила она и не могла продолжать - подкатывали рыдания. - И всё же провожу, - решительно сказал Гэндзи. Взял под руку, повел прочь от проклятого дома. У нее не было сил ни спорить, ни отказываться. - Странно, - задумчиво произнес Гэндзи, будто не замечая состояния спутницы. - Я всегда считал медиумизм шарлатанством или, в лучшем случае, самообманом. Но мадемуазель Офелия не похожа на лгунью или истеричку. Она интересный экземпляр. И то, что она сообщила, тоже весьма интересно. - В самом деле? - покосилась на японского принца Коломбина и неэлегантно шмыгнула носом. Подумалось тоскливое: вот и этому Офелия интересней, чем я.
