Любовница смерти. Глава вторая
- Первым был Ворон, тихий пьяница, по ремеслу фотограф. Вечером Офелия назвала его избранником, а ночью он выпрыгнул из окна. Я выкупил у полицейского предсмертное стихотворение Ворона, там довольно невнятно толкуется про какое-то "виденье, коего посредством скреплен потусторонний зов". Стихи ужасные, просто чудовищные, но не в этом дело. Что за видение? Кто теперь ответит?" "Мало ли что ему могло примерещиться с пьяных глаз, - резонно возразил Заика. - Должно быть, после спиритического откровения ваш фотограф как следует отметил свою избранность". "Может быть, не спорю! -тряхнул головой Дож. - Я и сам вначале не придал значения этой строке. Правда, в письме была еще приписка, адресованная мне: "Для П. Сомнений нет! Я счастлив. Прощайте и спасибо!"
"Спасибо", а? Каково мне было это прочесть? Но вы послушайте, что было дальше! Через несколько дней Офелия сказала голосом Ворона: "Теперь черед того, за кем придет посланец Смерти, закутанный в белый плащ. Ждите". Я был совершенно спокоен - думал, какой еще к черту посланец. Откуда ему взяться? Но в ту же ночь, слышите вы, в ту же ночь, - маэстро вновь с крика перешел на шипение, - сразу двоим из соискателей было видение: во сне за ними пришел некто в белом плаще и призвал соединиться со Смертью! Один был студент, весьма мрачного, ипохондрического склада, называл себя Ликантропом. Другая, напротив, была славная, молоденькая, Чистая - я думал, что у нее эта самоубийственная блажь скоро выветрится! Скажите, Фома Неверующий, часто ли бывает, чтобы двум совершенно разным людям одновременно снился один и тот же сон?" "Да. Если упоминание о посланце в белом плаще произвело на них сильное впечатление..." "Слишком сильное! - взмахнул руками Дож. - Ликантроп и Моретта рассказали нам о своей "удаче" на следующем же заседании. Я пытался их перецедить. Они сделали вид, что согласны со мной и что торопиться с самоубийством не намерены, а сами вступили между собой в сговор. Они ушли из жизни вместе - но не от люб- ви друг к другу, а от любви к Смерти... Аваддон слышал перед смертью голос какого-то Зверя. А произошедшее с Офелией и вовсе загадка. Я был с ней совсем незадолго до рокового конца. Поверьте, у нее и в мыслях не было кончать с собой.
Совсем напротив..." Он смущенно кашлянул. Я уже писал Вам, что этот старый сатир сластолюбив и охотно пользуется слепым обожанием соискательниц - они все влюблены в него. Говорят, и покойная Моретта тоже не миновала его спальни. Однако это к делу не относится. "А наша Львица Экстаза! - продолжил он. - Сегодня эта дама шепнула мне, что "Царевич Смерть" ухаживает за ней галантней, чем кто-либо из ее многочисленных поклонников, и шлет ей чудесные дары. А ведь это известная поэтесса, много повидавшая на своем веку - не какая-нибудь глупенькая девчонка, рехнувшаяся на декадентстве". "Массовое помешательство? - нахмурившись, предположил Заика. - Род заразной болезни? Такие случаи психиатрической науке известны. Тогда ваша затея с клубом вредна - она не рассеивает манию, а лишь концентрирует ее". "Господи, да при чем здесь мания! Это нечто куда более страшное!" Дож вскочил на ноги, да так неудачно, что смахнул широким рукавом стоявший на столе бокал - тот упал на пол и разлетелся вдребезги. Это маленькое происшествие придало беседе иное направление. Нагнувшись и доставая платок, Заика посетовал: "Ваша цикута обрызгала мне гамаши". (Не помню, писал ли я Вам, что он изрядный денди и одевается по лондонской моде.)
"Что вы, какая цикута, - рассеянно пробормотал Дож, зябко поежившись. - Обычное снотворное. Выпивший мальвазею уснул бы сном праведника на бульварной скамейке. Я же анонимно, по телефону, вызвал бы медицинскую карету. В больнице вам промыли бы желудок, и дело с концом. Соискатели, да и вы сами сочли бы это обычным невезением, досужим вмешательством завистливой судьбы". Мне показалось, что Заика еще не окончательно избавился от своих подозрений, потому что в голосе его вновь зазвучала настороженность: "Предположим, это сошло бы вам с рук. Единожды. Но что вы стали бы делать в следующий раз, когда кому-то из членов выпал бы череп?" "Не будет никакого следующего раза. И в этот-то раз шарик угодил туда совершенно непонятным образом. Там под соседней ячейкой, где семерка, установлен магнит. Шарик же лишь покрыт тонким слоем позолоты, а изготовлен из железа. Видели, как у Калибана он попал было на череп, а потом вдруг взял и перекатился на семерку? Странно, что в вашем случае магнит не сработал".
"Одно из двух: или магнит слишком слаб, или моя удачливость слишком сильна... - пробормотал Заика, как бы разговаривая сам с собой, но затем обратился и к Дожу. - То, что вы говорите про злую силу, звучит невероятно. Но я давно живу на свете, и знаю, что порой случаются и невероятные вещи. Тут нужно разобраться... Вот что, господин Просперо. Продолжайте вашу деятельность, заставляйте соискателей писать стихи, щекочите им нервы своей рулеткой, только поставьте магнит посильней, чтоб не повторился сегодняшний казус. Я же, если не возражаете, понаблюдаю за вашей "злой силой".
Дож молитвенно сложил руки: "Не только не возражаю, но умоляю вас помочь мне! Я чувствую, что схожу с ума!" "Стало быть, мы союзники. Остальным скажите, как собирались. Мол, я выпил вино, уснул на бульваре, и какой-то непрошеный доброхот вызвал медицинскую карету". Они пожали друг другу руки, и я поспешил ретироваться в прихожую, а оттуда и на улицу. Надо ли объяснять, какие чувства меня сейчас переполняют? Думаю, Виссарион Виссарионович, Вы согласитесь, что г-на Благовольского арестовывать не нужно. Напротив, ему ни в коем случае не следует мешать. Пусть делает свое благое дело. Сейчас "любовники" в хороших руках, а то, не дай Бог, разбредутся по одиночке, и хорошо еще если просто наложат на себя руки - могут ведь и собственные клубы самоубийц затеять. Что же до "злой силы", то это форменная истерия, у г-на Благовольского чересчур распалилось воображение и расшалились нервы. Ну а я, естественно, буду присматривать за этой "палатой № 6". Если, Просперо в ней главный врач, то я (ха-ха) главный смотритель.
Примите уверения в совершеннейшем к Вам почтении, ZZ В ночь с 4 на 5 сентября 1900.
