Любовница смерти. Глава первая
Поняла: алтарь грядущего жертвоприношения нужно подготовить самой, нельзя полагаться на волю, случая. Тогда-то и всплыло в памяти чудесное слово - "Элизиум". Что ж, пятнадцатирублевая декорация, пожалуй, была достойна священного обряда. Маша - нет, уже не Маша, а Коломбина-обвела ласкающим взором стены, обитые лиловым атласом-муаре, пушистый узорчатый ковер на полу, воздушную мебель на гнутых ножках, покривилась на обнаженную наяду в пышной золотой раме (это уж слишком). А потом заметила на столике, подле зеркала, предмет еще более роскошный - самый настоящий телефонный аппарат! Персональный, расположенный прямо в нумере! Подумать только! И сразу же возникла идея, по своей эффектности превосходящая первоначальную-просто предстать на пороге. Предстать-то предстанешь, а ну как не застанешь дома? Да и провинциальной бесцеремонностью отдает. Опять же зачем ехать, если падение (которое одновременно и головокружительный взлет) произойдет здесь, на этой катафалкообразной кровати с резными столбиками и тяжелым балдахином? А телефонировать - это современно, элегантно, столично. Петин отец-врач, у него дома обязательно должен быть аппарат. Коломбина взяла со столика изящную брошюру "Московские телефонные абоненты" и - надо же - сразу раскрыла ее на букве "Л". Вот, пожалуйста: "Теренций Савельевич Лилейко, д-р медицины - 3128". Разве это не перст судьбы? Она немножко постояла перед лакированным ящиком с блестящими металлическими кружками и колпачками, сконцентрировала волю. Отчаянным движением покрутила рычажок, и когда медный голос пропищал в трубку: "Центральная", быстро произнесла четыре цифры. Пока ждала, вдруг сообразила, что заготовленная фраза для телефонного разговора не годится.
"Какой сибирский снег? - спросит Петя. - Кто это говорит? И с какой стати я должен с вами, сударыня, что-то делать?" Для куражу раскрыла купленный на вокзале костяной японский портсигар и закурила первую в жизни папиросу (пахитоска, которую Маша Миронова один раз зажгла в пятом классе, не в счет - тогда она еще понятия не имела, что табачный дым полагается вдыхать). Оперлась локтем о столик, повернулась к зеркалу чуть боком, прищурила глаза. Что ж - недурна, интересна и даже, пожалуй, загадочна. - Квартира доктора Лилейко, - послышался в трубке женский голос.
- Кого вам угодно? Курильщица немножко растерялась - почему-то была уверена, что подойдет непременно Петя, однако тут же выругала себя. Какая глупая! Разумеется, он живет не один. Там и родители, и прислуга, и еще, возможно, какие-нибудь братья и сестры. Получалось, что, в сущности, она знает о нем совсем немного: что он студент, пишет стихи, замечательно говорит о красоте трагической смерти. И еще что целуется он гораздо лучше, чем Костя Левониди, бывший будущий жених, решительно отставленный за скучную положительность и приземленность. - Это знакомая Петра Теренциевича, - пролепетала Коломбина самым тривиальным манером. - Некто Миронова. Через минуту в трубке зазвучал знакомый баритон с обворожительной московской растяжкой: - Хелло? Это госпожа Миронова? Помощница профессора Зимина? К этому моменту обитательница шикарного нумера уже взяла себя в руки. Пустив в раструб аппарата струйку сизого дыма, прошептала: - Это я, Коломбина. - Кто-кто? - удивился Петя. - Так вы не госпожа Миронова с кафедры римского права? Пришлось пояснить непонятливому: - Помнишь беседку над Ангарой? Помнишь, как ты называл меня "Коломбиной"?
- И сразу после этого отлично встала дорожная заготовка. - Это я. Как сибирский снег на голову. Приехала к тебе. Делай со мной, что хочешь. Знаешь отель "Элизиум"? - После звучного слова она сделала паузу. - Приезжай. Жду. Проняло! Петя часто задышал и стал говорить гулко - вероятно, прикрыл трубку ладонью. - Машенька, то есть Коломбина, я ужасно рад, что вы приехали... - Они и в самом деле были в Иркутске на "вы", но сейчас это обращение показалось искательнице приключений неуместным, даже оскорбительным. - Действительно, как снег... Нет, то есть это просто замечательно! Только прибыть к вам сейчас я никак не смогу. У меня завтра переэкзаменовка. Да и поздно, маменька пристанет с расспросами... И дальше залепетал что-то уж совсем жалкое о проваленном экзамене и честном слове, данном отцу. Отражение в зеркале захлопало светлыми ресницами, уголки губ поползли книзу. Кто бы мог подумать, что коварный соблазнитель Арлекин перед любовной эскападой должен отпрашиваться у маменьки. Да и зря потраченных пятнадцати рублей было ужасно жалко. - Зачем вы в Москву? - прошептал Петя. - Неужто специально для того, чтобы свидеться со мной? Она рассмеялась - получилось очень хорошо, с хрипотцой. Надо полагать, из-за папиросы. Чтобы не слишком заносился, сказала загадочно: - Встреча с тобой - не более чем прелюдия к иной Встрече. Ты меня понимаешь? И продекламировала из Петиного же стихотворения:
Жизнь прожить, как звенящую строчку. Не колеблясь, поставить в ней точку.
Тогда, в беседке, прежняя, еще глупенькая Маша со счастливой улыбкой прошептала (теперь стыдно вспомнить): "Это, верно, и есть счастье". Московский гость снис- ходительно улыбнулся: "Счастье, Машенька, это совсем другое. Счастье - не мимолетное мгновение, а вечность. Не запятая, а точка". И прочел стихотворение про строчку и точку. Маша вспыхнула, рывком высвободилась из его объятий и встала на самый край обрыва, под которым вздыхала темная вода. "Хочешь, поставлю точку прямо сейчас? - воскликнула она. - Думаешь, испугаюсь?"
- Вы... Ты это серьезно? - прозвучало в трубке совсем уж тихо. - Не думай, я не забыл... - Еще бы не серьезно, - усмехнулась она, заинтригованная особенной интонацией, прозвучавшей в Петином голосе. - Одно к одному... - зашептал Петя непонятное. - Как раз и вакансия... Рок. Судьба... Эх, была не была... Вот что... Давайте, то есть давай встретимся завтра, в четверть девятого... Да, именно в четверть... Ну где бы? Сердце Коломбины забилось быстро-быстро - она попыталась угадать, какое место назначит он для свидания. Парк? Мост? Бульвар? А заодно попробовала сосчитать, по средствам ли будет оставить за собой нумер в "Элизиуме" еще на одну ночь. Это выйдет тридцать рублей, целый месяц жизни! Безумие! Но Петя сказал: - Подле Ягодного рынка на Болоте.
- На каком еще болоте? - поразилась Коломбина. - На Болотной площади, это близко от "Элизиума". А оттуда я повезу тебя в одно совершенно особенное место, где ты повстречаешь совершенно особенных людей. Он произнес это так таинственно, так торжественно, что Коломбина не испытала и тени разочарования - наоборот, явственно ощутила тот самый волшебный "трепет без конца" и поняла: приключения начинаются. Пусть не совсем так, как ей представлялось, но все же в Город Грез она приехала не зря. До поздней ночи сидела в кресле у распахнутого окна, кутаясь в плэд, и смотрела, как по Москве-реке плывут темные баржи с покачивающимися фонариками. Было ужасно любопытно, что это за "особенные люди" такие. Поскорей бы уж наступил завтрашний вечер!
